Правила благочестия. Православная газета "знамение"

Игумения София

Юлия Борисовна Силина родилась 18 ноября 1972 года. В шесть лет мама и бабушки решили вырастить из девочки фигуристку. Однажды мать София (то были редкие минуты ее доброго расположения) разоткровенничалась с нами, насельницами, и подробно рассказала эту историю. А Юле заниматься не нравилось. Она отвлекалась: прокатится один круг – сядет на скамеечку, шнурки на ботинке перевязывает, прокатилась еще кружок – надо отдохнуть, на другом ботинке перевязывает, еще пару кружков – теперь уже на обоих. Или – сидит с подружкой болтает. Мама и бабушки строгие, они за увиливание от тренировок награждали девочку шлепками и подзатыльниками. «Лупили по чему попало», - признавалась матушка. Юлия оказалась неперспективной и абсолютно нетщеславной спортсменкой. «Приедет комиссия какая-нибудь из Москвы, например: отобрать способных, подающих надежды детей, а я прокачусь перед ними, и – обязательно упаду. А на соревнованиях радовалась любому месту. Второе, третье – другие девочки расстроятся, а я ничего, рада!»
После шестого класса мучения на спортивном поприще наконец-то закончились. Мама и обе бабули всерьез озаботились дать единственному чаду высшее образование. «Пусть фигуристки не получилось, но идиотов в нашем роду не было. Учись!» - было сказано Юлии. И она училась.
Ее монашеский путь начинался по благословению старца Николая Гурьянова, который и благословил ее на этот путь.

Мать София была хороша собой. Да нет, она просто красавица! Полная, темноволосая, густые черные брови и пронзительные голубые глаза. Даже бородавка на щеке, из которой растут черные волоски, совсем не портит миловидное личико. Она очень властная. Любит, чтобы ее внимательно слушали и в точности исполняли ее приказания. Все прекрасно знают, если матушка в гневе: надо сделать ей земной поклон. Увидит она распластавшуюся на полу сестру – сразу оттаивает. А в гневе она страшна: глаза сверкают, лицо темнеет, только что ногами от возмущения не топает. Любит блеснуть знанием текстов Святого Евангелия, процитировать отрывок, подобающий данной ситуации. Начнет говорить и – просит сестру закончить цитату.
Мать София всегда опаздывала. На божественную литургию она приходила во время чтения Святого Евангелия. На обед – или с опозданием на 20 минут или вообще не приходила. Зато уж если она придет на обед – пришедших после нее встречала закрытая с обратной стороны дверь трапезной. Опоздавшей сестре предлагалось – после объяснения с игуменией – поесть после всех. А келарю наказывала: «Постой у двери в трапезную и смотри, кто и что выносит: я благословила только чай с печеньем. Кто опоздал на трапезу, или не пришел - смотри. Потом скажешь мне»
На утренние молитвы опаздывать было нельзя! Ни в коем случае! Это грозило епитимьёй. Тебя отправляли вниз на стасидию к игумении. И она уже определяла, помиловать тебя или наказать. Самое мягкое наказание – лишение благословения. Получали благословение сестры после пения «Се жених грядет в полунощи…» Происходило это так. Выстраивались сестры по старшинству в длинный ряд и поочередно подходили к мать Софии, кланялись в ноги. Она протягивала ручку, которую надо было поцеловать. Или – могла поставить на поклоны. В зависимости от отношения к сестре или ее собственного настроения в данный момент, вы или клали поклоны прямо в храме, около солеи или в трапезной во время обеда или ужина. Количество поклонов тоже назначалось игуменией.
Это сейчас вспоминаю со смехом. А тогда, ранним утром, совершенно одуревшие и не выспавшиеся, прибегали мы в храм, заранее готовые к неприятностям. Несколько раз от усталости я едва добиралась до своей кельи на мансарде и просто сваливалась на кровать. Засыпала, в чем была. Один раз даже в фартуке из кухни ушла. Утром только обнаружила.
Однажды я была трапезником. А у трапезника с раннего утра столько забот! Это не повар, который только принимает у трапезника начищенные овощи и рыбу, заваливает его грязной посудой и без конца дает указания. Трапезник бегает есть день. Сначала чистит овощи, моет фрукты на столы, накрывает игуменский, монашеский и послушнический столы. Потом – самое интересное, творческое: надо найти матушку, благословиться на трапезу и четко узнать, кто из старших на трапезе будет. Поначалу даже благословиться это был целый спектакль! Во-первых, трапезник должен обегать в поисках матушки все корпуса. Потому что не всегда сидела она в своей келье. Телефоны-то иметь, кому бы то ни было, категорически было запрещено!
У меня-то был телефон. И даже один раз, когда я стояла рядом с игуменией, он зазвенел. Хорошо еще, что звук был минимальный, и мелодия: «колокольный звон». Матушка подозрительно посмотрела на меня. «У кого звонит телефон!? Да еще так громко!» Послушница Ольга, обедающая рядом, сказала: «Матушка, это, наверное, рабочие на улице железки носят» Хорошо, что звонок быстро оборвался. А то ведь мне и не выключить, не достать телефон. Наличие телефона, интернета у сестры мать София пресекала сразу и жестко. Она как огня боялась любого сношения «с миром» своих насельниц.И вот бегает трапезник, бегает. Фантазию свою включает: где же может быть матушка? А искать тоже надо расторопно и с умом: потому что матушка может и сама прийти в трапезную. Начнет обед. А трапезника – то есть обслуживающего персонала- нет.А может и не прийти. А сестры уже к назначенному времени пришли, сидят, ждут. Время идет. Несколько раз так случалось, что ждали матушку или кого-нибудь из старших по 40 минут, и по часу. Однажды был установлен рекорд: мы провели в ожидании полтора часа! А что делать? Попробуй, начни есть без благословения! Нашла матушку, благословилась. Теперь надо идти к колокольне и бить двенадцать раз в самый большой колокол. Да хорошо, громко бить. Не услышат сестры, не придут вовремя, ты же еще и виноватой окажешься.
Сложность еще состояла в том, что был большой церковный праздник – Рождество св. Иоанна Предтечи. Кроме сестер на обеде присутствовали священники, гости. Трапезник я неопытный. В монастыре живу всего пару месяцев. Слышу я, Матушка и объясняет священнику, сидящему рядом с ней: «Она – не обслуживала еще на больших обедах, не умеет. Но ничего, пусть учится!» И все подсказывала мне: кому первым подавать, а кто посидит-подождет. Первое-второе разнесла, молочные напитки тоже, а звон колокольчика «на чай» пропустила. Так до чая дело и не дошло. Около одиннадцати часов вечера возвращаюсь, наконец, в келью. Предвкушаю, как растянусь на кровати и засну крепким сном. Подхожу к своему корпусу, роюсь в карманах в поисках кнопки от подъезда и ключа от кельи. А ключей-то и нет! Как я испугалась! Похолодела от ужаса. Выходящий для обхода территории охранник впустил меня в корпус. Вижу свет в кабинете благочинной. Она сидит за компьютером и что-то печатает. Она деятельно включается в решение проблемы: начинает звонить мать Инне (казначее) и самой игумении Софии. Не отвечает ни один телефон. Логично – ночь, люди спят. Послушница Ольга, помощница в канцелярии, сонным голосом недовольно замечает: «Ночь на дворе. А ключи запасные дать не могу: я все по благословению делаю» (как оказалось впоследствии – в монастыре хорошее прикрытие такая фраза: и делать не будешь, и послушным прослывешь). Благочинная пугает меня: пойдешь ночевать в гостиницу для паломников. Там есть в коридоре диванчик. И тут же отметает свое предложение: диванчик маленький, ты высокая, не поместишься. И тут меня осенила просто гениальная мысль: надо идти к Матушке! Она все выслушает, поймет и решит. Кстати, эта «вера в Матушку» жила еще довольно долгое время. Прихожу я в потемках к утопающему в цветущей сирени игуменскому дому. Сестры еще не спят, и потому ждать мне не приходится: я впущена в дом, выслушана и утешена. Обошли мы с сестрами весь дом в поисках матушки: кухня, трапезная, гостиная, кабинет – нигде ее нет. Стала я скрестись со своим «Господи, помилуй» в ее келью – нет ответа. Прошу помочь монахиню Анастасию. У нее хорошо поставлен голос, она звонко читает молитву и отходит. Послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Дверь открылась, и я прямо-таки налетела на Матушку. Она стояла в проеме двери, в ночном хитоне и платочке. Я объяснила, что потеряла ключи. А матушка возмущается: я уже сплю! Бери сестер и идите ищите ключи! А послушница Наташа, с которой я в трапезной весь день была, обнаружила мои ключи… в кармане фартука, который я, уходя из кухни, сняла и повесила на крючок.
После напряженного дня и ночного происшествия, утром я еле-еле открыла глаза. В дверь стучит соседка по этажу. Проспала! Я – уже все равно!- не спеша одеваюсь, умываюсь и спускаюсь с мансарды на клирос. Подхожу к казначее, мать Инне: докладываю, мол, проспала. Та: иди к мать Софии и показала с балкончика вниз. Матушка на своей стасидии сидит трогательно-сонная и какая-то опухшая. Начинаю: «Матушка, простите, я…» Она прерывает меня: «С объяснениями – после» И руку протягивает, благословляет. Еще не знает, что я проспала. Объясняю: проспала и мать Инна отправила к ней.
- Правильно сделала.
- Что мне делать?
- Внизу молись.
Я отхожу. И вдруг матушка знаком подзывает меня подойти. Ставит меня около своей стасидии и вкладывает мне в левую руку (чтобы правая была свободна для крестного знамения) длинную зажженную свечу. Вот дьякон и священник удивились, когда вышли из алтаря! На душе у меня было торжественно, благостно. Наконец-то я молилась и видела все происходящее, понимала, к чему относятся возгласы. Ведь молясь наверху, мы совершенно лишены возможности наблюдать за происходящим внизу. Служба пролетела для меня незаметно. Я даже стоять не устала. После «Отче наш» Матушка велела мне ставить свечу на подсвечник и идти на завтрак. Я попросила: «Простите меня, за то, что вас ночью побеспокоила» «А это, - говорит она, - разговор особый. Я тебя вызову, и мы еще поговорим» А сама – совсем не сердится и глаза у нее добрые. Сестры удивлены: почему тебя матушка не ругала? А священник за чаем интересовался: чего, мол, ты такая торжественная со свечой стояла? У тебя сегодня день рождения или день Ангела?

Лишение трапезной

«Древние монастырские уставы предусматривали наказания: за ложь, ропот, лень, гневливость, нерадение о монастырском имуществе и т. п. В качестве наказания для виновного предусматривалось отлучение от причастия, лишение общения в пище и молитве с другими монахами, временное сухоядение».
Неделями и месяцами копится усталость, к ним добавляется постоянный недосып и физическое недомогание в виде простуды, например – уже махнешь на все рукой и просто идешь у себя на поводу. Не идешь на службу и позволяешь себе, никого не предупредив, просто спать, спать, спать… Что и произошло со мной после очень напряженного ряда событий в монастыре: поминок, служения епископа. Все эти дни вставать приходилось очень рано, а ложиться далеко за полночь. Проснулась я под звон колоколов в девять часов утра. Сестры, которые по послушанию звонари, лупили в колокола неистово и долго. А так как колокольня находится прямо над кельями мансарды… Словом, мертвого бы разбудили. Я проспала монашеское правило, которое начиналось в 7:30, не слышала ни звона на это правило, ни сестер, которые бегали по коридору, собираясь в храм, вообще – ничего. Спала, что называется, без задних ног. Так устала. Литургию тоже частично пролежала. Часов в 11 утра еле-еле встала и, наконец, побрела в Казанский храм. Машин – сплошь иномарки – за воротами много стоит. Мужчины в дорогих костюмах спешат к храму с охапками красных роз. Я открыла дверь храма – он полон людей. На солее – тот самый греческий епископ в золотом облачении, с золотой митрой на голове. Невысокий, мужчина, полный, бородка у него с проседью. Проповедь читает: на русском и греческом языках. Стоит аналой для отпевания: умерла раба Божия Маргарита (Римма), мама одного крупного благотворителя нашего монастыря. Идет мне навстречу послушница Наташа. Сообщает: Аня проспала, ее в трапезной на поклоны поставили. Думаю: да, надо идти отсюда подобру-поздорову, пока не заметили. Можно под горячую руку тоже на епитимью нарваться. Пойду дальше болеть. Вернулась в келью, лежу. Книжку читаю. Временами – в сон проваливаюсь. Никто ко мне не заходит. Никто по телефону не звонит. Тишина. Ближе к вечеру зашла ко мне инокиня Ольга. Навестить, новости рассказать, как день прошел.
Мать Ольга – инокиня, в монастыре она уже десять лет. Маленькая, худенькая, очень ласковая и смиренная. Трепетная, она так привязалась ко мне. Часто подходила ко мне, плакала, уткнувшись в плечо, просила прощения, что любит меня (монахам нельзя иметь привязанностей). Так и хорошо, думала я, люби и молись за меня, мать Ольга, смиренная и добрая инокиня, послушная овечка стада Христова. Твоя молитва мне поможет. Ольга приехала в Санкт-Петербург из Казахстана. Мама ее умерла, когда Оле было четыре года. Выросла Ольга. Выучилась в ПТУ на повара 3-го разряда. Десять лет в ресторане на вокзале на раздаче проработала. Фотографию мне показывала: стоит в цветной национальной форме с напарницей по смене, клиентам кушанья на тарелку накладывает. В Санкт-Петербург приехала с сестрой. Поселилась в поселке Тайцы. Ходила молиться в храм Пресвятой Богородицы в Тайцах. Трудилась в нем во славу Божию. Окормлялась духовно у отца Михаила. Рассказывала мне мать Ольга, как пришла она в монастырь. Подошла к настоятельнице (мать София еще не была в чине игумении), отметив про себя: какая молоденькая (мать Ольга старше ее на 3 года)! Мать София сказала Ольге, что для поступления в обитель надо принести рекомендательное письмо от священника. Ольга в следующий приезд привезла письмо и услышала благосклонное: «Приходи в субботу, на рассвете».
Мать Ольга стала мне оказывать знаки своего расположения еще в те дни, когда я приходила помогать по храму. Она рассказывала мне о своей жизни, всегда чем-нибудь угощала, была заботлива и приветлива. Вечером, после богослужения, мы часто гуляли с ней по обители. На дни рождения и именины дарила мне подарок: носочки или шоколадку.
Мать Ольга пришла меня навестить не с пустыми руками. Она принесла ужин (немного рыбы и овощей), я приняла ее приношение. Именно за это на следующий день нас обеих и наказали.
У нас с мать Ольгой в послушании было обойти вечером крестным ходом обитель. Выходим мы с ней во внутренний двор монастыря, а у крыльца мать Инна выгуливала своих котов. Увидела меня, тут же подозвала, спрашивает: почему я сегодня в лавке не была? Здесь тебе, что – санаторий? Ты что, только что проснулась? Спала, пока другие работали?! Завтра на послушание приходи – только через мать Софию. Зашла я в игуменский корпус. Матушка с какими-то мужчинами о мощах беседует. Накурено в комнате до невозможности! Вышла ко мне, дверь за собой прикрыла. Я, говорит, занята – до утра. К благочинной обращайся.
Все утро Анна, видимо наученная мать Инной, подходила ко мне и напоминала: на послушание в лавку – только по матушкиному благословению. И так мне она надоела, что я пошла в игуменский дом прямо во время литургии. Вышла из своей кельи мать София заспанная, опухшая, недовольная. Благословившись, объясняю цель моего неурочного визита. «А я не могу сейчас решать, - отвечает она. – Мне надо знать, что случилось» В двух словах рассказываю, что устала, лежала, не была на послушании. «А тебе разрешили лежать? Ты благословилась? Нет? Вот тебе и ответ» Говорю, что позавчера после уборки из трапезной ушла в 2:30 ч. А она мне: «Неправильно, наверно, про себя говорить, но я вчера, например, в три часа ночи со встречи вернулась». И – мимо меня, в храм пошла. Поднимается на клирос. Чувствую, дела мои плохи. Время идти в лавку приближается. Если я и сегодня не приду…
Подхожу к Матушке после нашего обеда: простите, мол, меня, грешную, но что же мне все-таки делать?! И все бы закончилось мирно и бескровно для меня, потому что Матушка уже совсем не сердится и собирается обедать (во время трапезы она сама читала нам). Шутит: «У тебя – температура? Или воспаление хитрости? Иди на послушание! Объяснительную записку напишешь…» Вдруг Матушка спрашивает: «А ты вчера ела?» Я честно отвечаю: да, мать Ольга приносила. Матушка вдруг как рассердится! Вертевшейся рядом с ней благочинной приказывает: мать Ольгу – сюда, быстро! Я попыталась было сбежать:
- Матушка, здесь в трапезной часы неправильно показывают время: на них 11:50, а в реальности на час больше. Я в лавку опоздаю. Мне надо лавочников на обед отпустить. А то ведь опять проблемы будут…
- Проблемы будут на небесах, если ты, сейчас вдруг преставившись, там окажешься!
Пришлось смириться и ждать, пока благочинная сходит в келью за мать Ольгой и приведет ее на праведный матушкин суд.
Стала Матушка задавать мать Ольге вопросы. И наши ответы совпали: ужин приносила. Своевольно. Спрашивает Матушка: «А ты что, трапезник вчера была? Или – келейница Иоанны, старица ее? Это – тайноядение. Воровство! Зачем по кельям шастаешь?» К мать Ольге это слово было столь трудно применимо, что мне стало смешно, и я отвернулась к окну. Небо заволокло тучами, собирался дождик. Матушка рассердилась:
- Что смешного?
- Да потому, что не шастала она. Я сама вышла и взяла.
- Ах так?! Сорок поклонов тебе, мать Ольга, за трапезой. А тебе… я тоже придумаю епитимью. Обедать будешь в рабочей трапезной! И на Чин о Панагии не ходи. И в корпус этот тоже не ходи. Ишь, что удумали!..
Мать Ольга обошла стол, за которым сидела игумения, подошла к ней с другой стороны и рухнула в земном поклоне: простите, Матушка. Все еще растерянно улыбаясь, я поспешила уйти. Вечером я увидела мать Ольгу в храме: она церковничала. На ней не было лица, поникшая, обнимает меня, рыдает. Так что наказать могут кого угодно, как угодно и когда угодно игумении. Длилась моя епитимья две недели. И то закончилась относительно быстро: я сама к Матушке подошла. Другие сестры и по полгода были лишены трапезной или причастия. Все это время Матушка меня избегала. А если и приходилось со мной иметь дело – была строга. А мать Ольга за каждой трапезой – в обед и ужин – делала в центре трапезной поклоны, пока остальные трапезничают. Делала земные поклоны даже в том случае, если была поваром, разносила я сестрам кушанья и видела, как она быстро-быстро кладет поклоны. Иногда мне казалось, что Матушка только ищет повод, к чему бы придраться, как бы кому епитимью придумать, чтобы все время был кто-нибудь наказан. Просто так, в назидание другим сестрам. Чтобы не расслаблялись.

Мобильный телефон, Интернет и Дневник

Мобильный телефон категорически запрещено! Я без телефона обойтись не могла и потому тщательно скрывала его наличие. О моей тайне знала единственная живая душа: послушница Наташа. Однажды я чуть не лишилась его. Мы с Аней были на послушании в лавке. Меняли на обед лавочниц. На наш, сестринский обед, опоздали. А кушать хотелось. И съели мы с Анной по одному прянику. Фантик выбросить было некуда, и я положила его в карман. Когда мы все-таки пришли в нашу трапезную, вдруг матушка подзывает меня к себе. И тянется к карману, откуда предательски поблескивая на солнце, высовывается кончик обертки. «Что, тайноядением занимаемся?» Я похолодела. Загляни она в другой карман, вот был бы скандал: там лежал телефон!
Я всегда вела дневник. Мне было интересно записывать все происшедшее за день. Анализировала, рассуждала, делала выводы. Разумеется, жизнь в монастыре тоже освещалась на страницах дневника. И довольно подробно: в монастыре постоянно происходят события, да и праздники каждый день. За 2,5 года я исписала 20 общих тетрадей. В них – впечатления, описание жизни в обители, духовные поражения и победы, размышления, покаяние…Хочется надеяться, что и духовный рост…
16 июля 2009 года в богадельне монастыря умерла 79-летняя инокиня Надежда, старейшая насельница монастыря. Две ночи мы читали по усопшей Псалтирь, а 19 июля прошло отпевание монашеским чином и похороны. Мне с месяц назад поручила игумения София вести летопись монастыря. Надо было упорядочить записи предыдущих летописцев и составить хронологическую последовательность фактов и дат. Несколько дней назад освятили Державный придел в Казанском соборе. Мне нужно было написать текст, который положит начало моей работы.
С самой первой недели жизни в монастыре в келье у меня был ноутбук. Я журналист по образованию, поэтому совершенно спокойно взяла его с собой в монастырь. Как швея взяла бы нитки, например. Я и не скрывала его, не прятала. Иметь ноутбук было для меня само собой разумеющимся. Смотрела я на наличие техники в келье спокойно и практично: если это может служить во благо, то зачем ее чураться? Все ведь зависит от того, с какой целью использовать! Ноутбук был миниатюрный размером и помещался в небольшой чемоданчик. Я его носила с собой, текст набирала. И на отпевание в Казанский храм тоже с собой взяла. Мне ведь еще фотографировать надо было «событие». И, чтобы не мешал никому мой чемоданчик, поставила у стены возле подсвечника, под иконой Тихвинской Божией Матери.
Отпевание монашеским чином - это очень долго. Два часа песнопений и чтения. Потом говорили речи над гробом. Подходили и прощались с телом покойной родственники, сестры, прихожане. Ну и благополучно забыла я про свой ноутбук. Ушли мы на кладбище – отсутствовали больше получаса. Вот бросают все по очереди по горсти земли в могилу, а у меня молнией вдруг в голове сверкнуло: «Где мой ноутбук?!» Возвращаемся в храм. Я смотрю: под иконой - пусто. Я в панике – кто же мог взять? Оказалось, охранник подобрал. И спросил у мать Инны: не ее ли? Получив отрицательный ответ, отдал в свечной ящик. Я забрала у свечницы свою пропажу. Облегченно вздохнула. И надо было бегом в келью бежать, да на свою беду встретила я мать Инну! «Твой? Ну, ты нашла, куда положить! Под икону!» И тут же пошла к мать Софии. Та пришла на поминальную трапезу в страшном гневе. От общего стола меня зовет: «Ноутбук? Твой? А я благословляла? Отдай немедленно маме!»
Конечно, я маме (она тоже была на отпевании) ничего не отдала. На ужин мать София пришла мрачнее тучи. Проводила беседу, во время которой строго сказала, глядя в мою сторону, что не благословляется монашествующим «сидеть в сети интернета, а то как бы не заблудились они во всемирной паутине и не остались там навсегда».
Дело в том, что месяц назад Матушка торжественно объявила мне, что из кельи мансарды я переселяюсь в келью инокини Ирины, которая ушла из монастыря зимой. Келья мать Ирины была большой и светлой: красивые серые с мелкими розовыми цветочками обои на стенах, высокие потолок и окно, роскошный пол из ламината – и это после окошка под потолком, желтых крашеных стен с подтеками и скрипучего пола, покрытого линолеумом. Я почувствовала себя не меньше, чем принцессой! Только грязно было в келье после мать Ирины. Пахло лекарствами. В шкафу, на кровати, на столе в беспорядке валялись вещи и бумаги, которые она не забрала с собой. Ну, я и медлила с окончательным переездом. Мыла окно, пол, переносила вещи. А пока ночевала в прежней келье на мансарде – там привычнее. И вот, после этого искушения с ноутбуком, мать София решила проверить, где и как я живу.

Раздетая монахиня

Мать Анастасия – совсем молодая монахиня, ей всего 35 лет. Но монашеский стаж у нее уже большой – 12 лет. Она маленького роста, худенькая и довольно миловидная. У нее очень красивый голос и она поет в хоре на клиросе. Кроме пения на клиросе несет послушание рухольной (в ее обязанности входит хранение в чистоте и неповрежденности принадлежащей монастырю одежды и хозяйственных товаров, а также своевременное обеспечение ею нуждающихся сестер). Мать Анастасия очень разговорчивая: любит рассказывать о своем детстве, о том, как она пришла в монастырь, о прежнем монастыре, где прожила семь лет. Она добрая, веселая. Но и – обидчивая, нервная. Из-за этого часто случаются с ней нелепые искушения.
Майский полдень. Мы с мать Анастасией на кухне. Она – повар, я – трапезница. Она нервничает: приближается время обеда, а рыба у нее еще не пожарена. Плохо себя чувствует. Вот, когда стало ей совсем невмоготу, мать Анастасия и решила: позвоню матушке в корпус, попрошу отпустить меня на полчасика, полежать. На ее беду, в трапезную вошла благочинная (она же – регент). Спевка у нее. Услышала, что Анастасия хочет уйти и когда узнала, зачем она хочет уйти, подняла крик. И лентяйкой ее обозвала, и что та ей спевку сейчас сорвет. Анастасии надо было смолчать, повернуться и тихо уйти – благословение-то от игумении получено. Но она разнервничалась, стала возражать. Обе они раскричались и до того разошлись, что казалось, еще минута – вцепились бы друг в друга и подрались. Я возилась с приготовлением салата. Оказалась в самом эпицентре скандала. Словно в жерле вулкана, такие вокруг кипели страсти. Но я не встревала, молчала, и для меня все обошлось благополучно.
Обе – инокиня и монахиня – помчались к матушке: «Вот я про тебя все игумении расскажу!» Матушка была занята с гостями. Особо разбираться не стала, а просто «раздела» обеих до послушниц. То есть приказала сдать апостольники, клобуки и рясы и повязать на голову платок. Анастасия с горя тут же заболела и затаилась в келье. Облачение она сдала только на третий день, и то после того, как к ней в келью (Анастасия живет в игуменском доме) пришла игумения. Ни слезы, ни просьбы не помогли. Игумения была непреклонна: облачение надо сдать.
Анастасию я в этот день больше не увидела. Она рыдала в келье и на людях не показывалась. Благочинная сама пришла дожаривать рыбу. Потом сняла апостольник и в черном, надвинутом на лоб платке, пошла мать Елена звонить в колокол: обед готов. Пока сестры бегали жаловаться, в трапезную одна за другой заходили привлеченные шумом послушницы. Интересовались: что случилось? Мне совсем неинтересно было пересказывать, и я отвечала просто: не знаю. Любопытные не верили, приставали с расспросами. Но я держалась твердо: ничего не знаю. Видите, обед готовлю.
Когда я увидела «раздетых» мать Анастасию и мать Елену поющими на клиросе, то чуть не заплакала, так жалко они смотрелись. Анастасия еще была подслеповата, так она в платке, перекрывающем все ее лицо, смотрелась совсем страшно.
Прошло несколько дней. Наказанные сестры начали привыкать к своему теперешнему положению. С мать Анастасией мы пошли вечером на крестный ход по обители. И она поделилась со мной, что ругаются с регентом они постоянно. Та к ней все время придирается. Мать Анастасия из-за этого переживает. И вот однажды снится ей сон: как будто она умерла. Лежит в гробу в одном из приделов храма. Отпевание. И регент над ней поет. И будто бы говорит: «И чего ты, мать Анастасия, молчишь? Слов, что ли, не знаешь или ленишься?»
Два с половиной месяца длилась их епитимья. Благочинной не привыкать: вспыльчивая, скандальная, постоянно она с кем-то ругалась, ее уже «раздевали». А мать Анастасия страдала. И просила нас: «Помолитесь, чтобы Матушка нас поскорее простила. Мне уже невмоготу терпеть». Утром 12 июня, в день празднования святых первоверховных апостолов Петра и Павла, на полунощницу на клирос обе сестры явились в полном облачении.

Ангелы за трапезой

Чтобы успеть на работу к 8 часам утра, Наташе приходилось вставать в пять утра. Сначала долго трястись на автобусе, потом втиснуться в электричку и ехать до Москвы. Несколько дней в неделю она мыла полы в офисе, а в остальное время работала в трапезной палатке монастыря.
Наташа приехала в Москву из Казахстана. Мать и сестра ее были скотницами в колхозе. Отец Наташи умер, когда девочке было десять лет. В Казахстане она родилась, окончила школу, в ПТУ получила специальность закройщицы. Девушка она была добросовестная. Честно выполняла порученную ей работу. Но была чересчур впечатлительная. И еще: Наташа отличалась от всех сестер тем, что постоянно просила прощения. Она четко усвоила: права она или нет, любого можно смилостивить, проникновенно произнесенным «простите».
Однажды Наташа приехала на работу совсем не выспавшаяся. Чтобы хоть как-то взбодриться, решила выпить кофе. Но кофеварочная машина находилась в сестринской трапезной. А в трапезной завтракали инокини. Наташа оробела. Перед сестрами она трепетала и к их чину относилась с благоговением. «Как я зайду в трапезную? Там же инокини! Они – ангелы. Нет, подожду». Ангелы вкушали пищу неторопливо. На завтрак в монастыре на стол вообще ставится множество разнообразных кушаний. Наташа, чтобы не тратить времени в ожидании кофе, понапрасну, предложила повару свою помощь. Та согласилась: «Потри, пожалуйста, морковку»
Вот и трет на терке Наташа морковку. В это время в трапезную входит инокиня Иосифа.
Она два года подвизалась в Иосифо-Волоцком мужском монастыре. Коров доила, на кухне помогала. В монастыре сложилась такая ситуация (и совершенно справедливая), что не должны жить в одном монастыре и женщины, и мужчины, даже если они все монахи. Матушка с некоторыми сестрами перебралась в другой монастырь. А остальные женщины стали подыскивать себе обитель самостоятельно. Мать Иосифа – тогда просто Наташа Яковлева – пришла в Иоанно-Предтеченский монастырь. Здесь, спустя два года ее и постригли с именем великого подвижника преподобного Иосифа Волоцкого. Худая, с напряжением на лице, всегда и от всех ожидающая какой-нибудь неприятности.
Однажды она разоткровенничалась со мной и поведала, как помогала в одном из монастырей, не будучи в сестринском составе. С утра и до обеда мыла посуду. После обеда сидела на вахте. Надо было выдавать ключи, открывать дверь посетителям. Сидеть и читать тетрадь с тропарями. Однажды она позволила себе читать книгу душеполезного чтения. Проходила мимо матушка игумения и посмотрела, что читает Наташа. "А ты хорошо устроилась", - заметила она.
«А, это вы мне косточки перемываете», - говорит она, увидев шушукающихся и поглядывающих на нее сестер. Хотя речь сестры ведут совсем на другую тему. Мнительная, принимающая все всерьез и долго помнящая обиды. Наташа находилась на послушании у инокини Иосифы. Наташа задрожала от страха. Маленькая, худенькая, она робела перед напористостью некоторых сестер.
- Простите, пожалуйста, - начала она.- Я пришла только выпить чашку кофе…
- А при чем здесь морковка?? – грозно вопросила мать Иосифа. И разворачивается, чтобы уйти.
Наташа уже плачет. Идет с извинениями за своей начальницей.
А та, оборачивается к повару: «Уберите от меня эту истеричку!»
«Истеричку» через год приняли в число насельниц монастыря.

Книга рассказов "Ангелы за трапезой" продается в Санкт-Петербурге в Доме книги на Невском пр., 28 (также в интернет-магазине Дома книги) А также можно купить у автора, написал по емейлу [email protected] или написать вконтакте или в фейсбуке пользователю Жанна Чуль

«Слышала, что православные не садятся за стол, не прочитав молитвы и не перекрестив то, что на столе. Странно, ведь магические ритуалы не в чести у христиан. Почему же здесь исключение из правила?»

Дети любят поболтать во время еды, и обед иногда затягивается на часы, чадо за разговорами успевает незаметно проглотить одну ложечку супа, вторую, зазевается, а вы ему раз в открытый рот… Успели. У таких детей нет навыков правильно обедать. Вы им эти навыки не привили, потому что вполне обходились без них сами. Но вспомним Серафима Вырицкого : «Как часто мы болеем из-за того, что не молимся за трапезой «. Мы хотим, чтобы дети не болели, но не торопимся научить их христианским правилам за столом: помолиться, прочитать «Отче наш», сидеть за столом благочестиво, не позволять вскакивать, громко разговаривать, капризничать. И если уж читать жития святых для нас подвиг недосягаемый, то просто разговаривать тихо и немного. Главное — трапеза… Господь благословляет. Господь смотрит.

Недалеко от Константинополя в глубоком безмолвии жил святой отшельник. Все почитали его, и многие посещали, дабы иметь от этого душевную пользу. И вот однажды в одежде простого воина пришел к старцу римский император. Старец обрадовался гостю, принес деревянную чашку с водой, положил туда сухой хлеб и, помолившись, пригласил гостя за трапезу. После трапезы гость открыл старцу свое высокое положение. И сказал: «Вот я и родился царем и теперь царствую, но никогда не вкушал хлеба, не пил воды с такою приятностью, с какою ныне ел и пил у тебя. Как сладка мне твоя пища! » И ответил ему старец: «Мы, монахи, принимаем пищу свою с молитвой и благословением, оттого наше брашно, хоть и худое, бывает сладко. А в ваших домах пьют и едят без молитвы, с шумом и празднословием, и оттого богатые и роскошные трапезы бывают у вас безвкусны — им недостает услаждающего благословения Господня «.

Или как часто бывает. В разгар поста — застолье. И с водкой, и с разносолами скоромными. «Что я, виноват, что у меня день рождения в пост?» Наверное, виноват. Раз Господь именно этот день определил тебе как особый. Но это другой вопрос. Люди едят и смеются, выпивают и тешат себя застольными анекдотами, пускаются в пляс и опять едят… уходят с набитыми животами, переев деликатесов и надегустировавшись от души. А радости никакой. Ни у хозяев, оставшихся наедине с пустыми бутылками и грязными тарелками, ни у гостей. Как в той студенческой песенке: «Хоть похоже на веселье, только все же не веселье…» А ведь можно обойти острые углы подоспевшего не вовремя праздника. Самый день встретить тихо и благочестиво, утром сходить в храм, вечером по-домашнему посидеть за столом. А уж «большое народное гулянье» перенести на другой, скоромный день. Тогда уже и пользы будет больше от таких посиделок, и благословится Господом трапеза, по воле Божией, а не вопреки ей окажется веселой и желанной, и пирог удастся, не подгорит, и мясо прожарится. А главное, все пойдет на пользу, это уж непременно, это уж обязательно.

Господь, устанавливая свои законы в нашей жизни, ратует прежде всего, чтобы мы были здоровы, духовно благополучны и — благодарны. От его законов нет никакого вреда, а вот польза — колоссальная. Так почему же даже такая малость, как молитва перед едой, дается нам так тяжело и так неохотно нами принимается. «Враг радости не любит». Враг рода человеческого очень скорбит от нашего благочестия, оно ему все равно, что рвотное. Вот и нашептывает в наши развешанные уши разную дребедень — не верьте, не тратьте время на молитву. Еда она и есть еда, поел и пошел, и анекдотик пошленький за едой подбросит, и ребенка повыкаблучиваться настрополит — не буду, не хочу, не люблю, сами ешьте. Заслон от врага — молитва. Он бежит от нее посрамленный, она — великая сила, но такая нами невостребованная. Почему? Вопрос риторический. Когда люди вкушают пищу, мы говорим им: приятного аппетита . У православных принято другое выражение: Ангела за трапезой . В этом выражении больше красоты и духовного смысла. Мы призываем Ангела-хранителя встать на трапезе защитником нашим от бесовских наскоков и проводником Божиего благословения. Эти слова — Ангела за трапезой — почти что молитва. Ангела за трапезой. А там, где Ангел, — не место бесу. А раз Ангел Господень призван к нашему столу, без сомнения, будет во благо пища. А раз будет во благо пища, укрепятся от нее наши дети и пойдут в рост, и пойдут в благоразумие. А здоровые и благоразумные дети — не счастье ли это для нас? Чего еще и желать от жизни?

— Ангела за трапезой! — говорим мы вкушающим пищу.

— Спаси вас, Господи! — отвечаем с благодарностью.

И это тоже молитва. Потому что не требуем, а просим.

Автор : Наталья Сухинина — журналист, писатель, главный редактор издательства «Святая гора», автор сборников рассказов «Куда пропали снегири?», «Где живут счастливые?», «Какого цвета боль?» и многочисленных очерков

Стилизоваться легче, чем жить

Протоиерей Максим КОЗЛОВ, настоятель храма мученицы Татианы при МГУ, выпускник филологического факультета МГУ:
-- Если любого из нас позовут на дипломатический прием, в первую очередь мы посмотрим, как ведут себя другие люди, и постараемся вести себя точно так же. Это естественно: когда человек попадает в новое сообщество, в круг людей, в который раньше он был не вхож, он не хочет выделяться и старается усвоить принятые в этом сообществе правила поведения. В том числе и в церковном сообществе. Оказавшись в церковной среде, странно не удлинить хоть чуть-чуть юбку, не убавить количество косметики на лице, не понять, что «привет, старик» -- не самая подходящая форма приветствия новых церковных знакомых.

Но за такими высокими словами должно быть содержание. Иначе эти слова превращаются в междометия, как превратилось имя Божие в слове «спасибо». Плохо не то, что человек изначально стилизуется, но что он потом этим удовлетворяется. Стилизоваться легче, чем жить, и то, что на начальной стадии является для христианина ступенькой вверх, может превратиться в ступеньку вниз. Это относится не только к нашей речи, но вообще к формализации церковной жизни. Когда за внешним будет внутренний смысл, церковная речь не вызовет раздражения у окружающих, не смутит их. Приснопамятный Андрей Чеславович Козаржевский, профессор МГУ, рассказывал нам, как однажды после многочасового заседания кафедры у его жены (в то время даже некрещеной, но уже прожившей несколько десятилетий с верующим мужем) вырвалось: «Что всуе мятемся?» -- цитата из Покаянного канона преподобного Андрея Критского. И это прозвучало так естественно, что даже на неверующих светских людей подействовало отрезвляюще. А когда за словами нет ничего, кроме стилизации, люди чувствуют фальшь, потому и реагируют отрицательно. Религиозное лицемерие во всех его видах -- худший вид лицемерия.

Не менее фальшиво раздвоение личности, когда человек меняет речь для церковной среды, а в профессиональной или учебной среде ведет себя по-прежнему. В советское время верующие люди не говорили вычурно, напоказ, не противопоставляли себя миру, но никто из них не употреблял матерных слов, не упоминал лукавого -- и это их отличало. И еще они стремились не упоминать имя Божие всуе. К сожалению, сегодня многие православные относятся к этому «спокойнее». А чтобы понять, показушный наш новый стиль или естественный, надо сравнить свое поведение в храме и в мире. Если в проповеди я говорю одно, а на улице меня толкнули, и я перехожу на другой лексикон, значит, что-то в моей духовной жизни не так. В Москве и других больших городах сегодня для многих хорошая проверка -- поведение за рулем. Если удается человеку за рулем держаться в тех же стилистических рамках, что в церковной среде, значит, за стилем стоит и внутренне содержание.

«Искушение» -- не ругательство

Валерия ЕФАНОВА, редактор газеты «Лампада», жена священника:
-- В книге «Петушки обетованные» о святителе Афанасии (Сахарове) и других подвижниках благочестия XX века, живших в Петушках, есть эпизод, прекрасно иллюстрирующий правильное употребление известного пожелания «ангела за трапезой». У этой фразы есть продолжение-ответ: «Невидимо предстоит». С этими словами мы должны встать и поклониться ангелу, который невидимо предстоит перед нашей трапезой. То есть это не просто церковный синоним «приятного аппетита». Прежде чем пожелать кому-то ангела за трапезой, надо подумать, готов ли человек принять эту фразу всерьез? И готовы ли мы сами?

Если мы говорим «искушение», осознавая, что Господь попускает нам испытание, и вместе со словами пытаемся изменить свое поведение, это хорошо. Но произносить «искушение» вместо «черт побери» абсолютно неуместно.

Если наше поведение становится вызывающим, привлекает излишнее внимание, значит, что-то не так. Мне самой иногда хочется сказать церковному человеку нечто большее, чем привычное для всех «спасибо», и я говорю: «Спаси, Господи». Но каждый раз акцентировать внимание на этом, на мой взгляд, не стоит, и слово «спасибо» я тоже употребляю очень часто.

Я сама к женам священников всегда обращаюсь «матушка», но мне привычнее, когда меня называют просто по имени. В нашей семье всегда была и есть одна матушка -- это мама моего мужа. Она, действительно, Матушка с большой буквы. И хотя одна из ее дочерей уже замужем за священником и я вошла в их семью на правах супруги священника, долгое время мы и все наши гости называли матушкой только ее. Теперь в церковной среде так обращаются и ко мне, так что откликаться и на слова «матушка Валерия» стало для меня естественным.

Желание стать в Церкви «своим» естественно

Олеся НИКОЛАЕВА, поэт, преподаватель Литературного института:
-- Мне кажется, что период, когда человек, входя в Церковь, старается во всем соответствовать ее обычаям, стать в ней «своим», необходим. Ведь если у человека, решившего действительно стать членом Церкви, нет этой жажды новой жизни, требующей от него не только отказа от прежних привычек и представлений, но и определенных жертв, то, скорее всего, он так и останется православным лишь по названию. В свое время, когда мы с моим мужем, ныне священником, приняли святое крещение и только-только начинали ходить в храм, мы чудесным образом попали в очень строгий молитвенный монашеский скит, где богослужения длились по множеству часов, а молитва по кельям как будто и вовсе не прекращалась. Там мы очень сблизились с несколькими монахами, общение с которыми буквально перевернуло всю нашу жизнь. И я очень хорошо помню это свое желание облачиться в рубище, не расставаться с Псалтирью и выглядеть соответственно нашим новым друзьям. Кстати, я до сих пор считаю этот опыт бесценным.

Важно, чтобы человек на пути своего воцерковления не ограничился лишь внешним подражанием, чтобы это не выродилось в маскарад и чтобы он ни в коем случае не начал, как это ни парадоксально, самоутверждаться и даже гордиться своим новым положением «избранного». Главное, чтобы он не осуждал и не презирал тех, кто еще не вкусил радости церковной жизни -- таинств, молитвы, поста, чтобы он лелеял в Церкви эту свою внешнюю незаметность и неотличимость от собратьев по вере, ибо именно в этой нашей неприметности порой и посещает нас Господь.

«Я не избежал болезни неофитства»

Юрий БЕЛАНОВСКИЙ, первый заместитель руководителя Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи при Даниловом монастыре г.Москвы:

Мне кажется, страшно не то, что человек употребляет новые слова, а то, что часто при этом он усваивает только внешнюю атрибутику. Опыт показывает: старые выражения, нередко включая и ругань, лет через десять-двенадцать вернутся. Десять лет -- слишком малый срок, чтобы по-настоящему изжить, исцелить страсти, но это срок достаточный, чтобы остыть к некоторым уже не новым православным обычаям.

От священников, с которыми я общался в период воцерковления, можно было услышать как фразы из православного лексикона, так и обычные «спасибо», «до свидания», «будь здоров». Поэтому я спокойно отношусь и к тому, и к другому. Это не значит, что я избежал болезни неофитства. Бывало, я осуждал людей. Вот, думал, нехристи -- на Пасху на кладбище едут. А теперь понимаю: может быть, и здорово, что человек хоть так к Светлому празднику приобщился. Я на младших курсах вуза воцерковлялся, а студентам вообще свойствен максимализм. Здоровья много, семьи еще нет, ни за кого не отвечаешь. А когда обретаешь семью, детей, твои родители стареют, уже не можешь так категорично относиться к жизни.

В воскресной школе при Даниловом монастыре, где я работал несколько лет, церковная «субкультура» преобладала, особенно среди молодых мам. Правда, если дело доходит до чисто женских разборок, все их благочестие улетучивается.

Каждый человек должен быть честен перед собой. Если говоришь так, то говори всегда. Правда, в Церкви, как и везде, есть этикет, и не думаю, что нужно его нарушать. Я, например, сам никогда не желаю «ангела за трапезой», но если мне кто-то желает, отвечаю: «Невидимо предстоит». Но какое отношение имеет ангел к еде, мне непонятно. Поэтому сам так не говорю, но, если мне желают, отвечаю, как положено по этикету. А вот «спаси, Господи» я с радостью говорю многим, но в основном людям церковным. Это же здорово -- пожелать спасения другому человеку.

Оставь место Духу Святому!

Наши тела являются храмом Духа Святого. И относиться к ним мы должны соответственно. Заботиться об их чистоте, защите и здоровье. Здоровье во многом зависит от правильного питания. Воздержание и пост послужат к укреплению нашего иммунитета. «Тот, кто сделает свое тело легким посредством умеренного поста и бдения, доставит ему и самое прочное здоровье, и сделает его способным принять в себя действие Святого Духа», - подтверждает епископ Игнатий (Брянчанинов). Пост - это лечение, а последнее бывает часто нелегко и даже болезненно. И лишь в конце его курса можно ждать исцеления, а от поста ждать плодов Духа Святого - мира, радости и любви (Гал. 5, 22).

Дух Святой поселяется в нашем существе в момент Крещения. Очищает нас от всякой скверны плоти и духа. Но нет человека, который бы жил и не согрешил. А чем больше мы грешим, тем меньше остается в нас места для Бога. «Только досыта ничего не вкушай, оста-вляй место Святому Духу», - советовал святой Серафим Саровский. Если мы любим Бога, то постараемся приложить все усилия, чтобы победить в себе страсти объедения и пьянства.

«Приучимся употреблять пи-щи столько, сколько необходимо только для поддержания жиз-ни, а не для пресыщения и отя-гощения. Ибо мы не для того ро-дились и живем, чтобы есть и пить, но для того едим, чтобы жить. Не жизнь для пищи, но пища для жизни дарована от начала. А мы как будто для ядения пришли в мир», - говорит святитель Иоанн Златоуст. Человек, живя на земле, может преследовать различные цели. Но однажды он умрет, и тогда он должен будет стать перед судом Божьим и дать ответ за все свои поступки, желания и мысли (Евр. 9, 27).

В мире существуют суровые законы. Для того чтобы выжить, нужно быть сильным. Но в чем источник настоящей силы человека? Святитель Василий Великий отвечает: «Сколько отнимешь у тела, столько при-дашь силы душе». То есть, сила заключается в умении ограничить прихоти плоти. Человек, обладающий лишь физической силой, но слабый духом не способен на подвиг, борьбу, трудную жизнь в этом мире.

«Возобладай над чревом, пока оно над тобою не возобладало», - говорит святой Иоанн Лествичник. Иначе будешь жалким рабом своих страстей, которые очень быстро ведут нас к смерти духовной и телесной.

Неужели мы враги своему здоровью? Ведь только ленивый не знает, что, чем меньше ешь, тем здоровее будешь: «Чревоугодник трудится и сокрушается о том, как наполнить чрево свое яствами; а ко-гда поел, мучится во время пищеварения; воз-держание же сопровождается здравием и тре-звенностью», - отмечает святой Ефрем Сирин. Остается только сделать правильные выводы для себя лично.

Ведь как человеку бывает тяжело перенести предательство друга, близкого своего! У нас же нет ничего ближе нашего тела. Василий Великий замечает: «Чрево - самый неверный в договорах союзник. Это - ничего не сберегающая кладо-вая. Если многое в него вложено, то вред в себе удерживает, а вложенного не сохраняет». Лучше заранее оградить себя от вредного влияния своего чрева. Не будем исполнять всех его требований, подавая ему лишь самое необходимое!

Конечно, многие согласятся, что воздержание полезно, это уже давно известный факт. Но не так просто отказать себе в удовольствии поесть побольше и повкуснее. Авва Исаия предлагает нам следующее средство: «Если влечет тебя похотение вкусной и многой пищи, вспомни смрад, происходя-щий от нее, - и успокоишься». Да и сами знаем: чем больше едим, тем хуже нам самим.

Святые отцы, объясняя важность воздержания в пище, настаивали и на том, что надо одновременно воздерживаться от пороков, ибо в нравственном исправлении человека состоит главная цель поста.

«Пользу поста, — учит святой Василий Великий, — не ограничивай одним воздержанием в еде, потому что истинный пост есть устранение от злых дел. Разрешай всяк союз неправды. Прости ближнему оскорбление, прости ему долги. Ты не ешь мяса, но обижаешь брата…». Будем поститься постом угодным Богу. Истинный пост есть удаление зла, воздержание языка, подавление в себе гнева, отлучение похотей, злословия, лжи и клятвопреступления. Воздержание от всего дурного и составляет истинный пост.

«Как через невоздержание наших прародителей мы пали и лишились райского блаженства, так через добровольно принимаемый на себя подвиг поста, мы можем возвратить себе потерянное райское блаженство».

Важна мера и умеренность.

...Чтобы сердца ваши не отягчались объядением и пьянством.

Преподобный Никодим Святогорец о хранении чувств пишет следующее: «Многоядение препятствует благочестию, как мы читаем об израильтянах: утучнел, отолстел и разжирел; и оставил он Бога, создавшего его (Втор. 32, 15). Так же и апостол Павел в послании к Филиппийцам врагами Креста именует тех, кому их бог - чрево, и слава их - в сраме (Флп. 3, 19). Особенно же чревобесие вредит молодым, у которых и так кровь кипит, а от крепкой пищи их несчастные тела превращаются в «пещь Вавилонскую». Поэтому Святые Отцы рекомендуют трапезу один раз в день: от этого тело станет легче и здоровее, а ум - чище и способней к духовным размышлениям. Но и тогда не следует объедаться, помня слова Господа: Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете (Лк. 6, 25) и судьбу того богача, который каждый день пировал. Бойся его участи, ведь ради удовольствия, принятого им в сей временной жизни, он лишился лона Авраамова.

А пьянство? Не погибает ли от этого порока большая часть живущих на земле?! Иногда образованнейшая ее часть. Не губит ли это зло и духовных лиц?! Ни в коем случае и юным нельзя позволять пить ничего опьяняющего! Потому что они скорее ко всему привыкают, и чему научатся в юности, к тому всю жизнь пристрастны будут. Затем и предостерегает нас святитель Тихон Задонский: «Нельзя позволять молодым водиться с пьяницами и развращенными. И людям, достигшим зрелости, без нужды не надо пить вино. От плохих компаний и пиршеств надо удаляться. Надо помнить, что от этой страсти весьма-весьма трудно отстать». И далее святитель Тихон говорит, что многие от этой страсти погибают душой и телом. А тем, кто привык к ней нужно крепко против ее мучительства вооружиться, стоять, не поддаваться, молить и призывать всесильную помощь Божию.

Господь устроил все хорошо весьма (Быт. 1, 31). Но грех изменил правильное отношение к вещам. Поэтому и дары Божьи могут принести вред, если употреблять их без меры. Иоанн Златоуст поясняет: «Не вино, а пьянство - дурное дело. Оно может притупить чувства и помрачить разум. Человека разумного и получившего владычество над всем оно делает как бы мертвым и бездейственным и заставляет лежать, как бы связанного какими-то неразрешимыми узами, или, лучше сказать, делает его хуже мертвого».

Какое необходимо лекарство от этих недугов? Из творений отцов мы узнаем - лучшим лекарством от объедения и пьянства служит умеренность. «Умеренность... способствует здоровью и благополучию. Если даже кто-то ищет удовольствия, то при ней он получит его боль-ше, чем при роскоши, во-пер-вых, оттого, что она доставляет здоровье и избавляет от всех тех болезней, из которых каждая сама по себе способна затмить и даже совершенно уничтожить всякое удовольствие, а во-вто-рых — от самой пищи. Каким образом? Причиной удовольст-вия бывает аппетит, а аппетит возбуждается не пресыщением и избытком, но нуждой и недо-статком пищи», - разъясняет святитель Иоанн Златоуст.

Красота лучше безобразия. Но люди своими действиями являют обратное. Преподобный Исаак Сирин отмечает: «Всякую вещь красит мера. Без меры обращается во вред и почитаемое прекрасным». Нет на земле создания прекраснее человека, но нет и творения безобразнее человека, потерявшего чувство меры.

Вред от пресыщения сказывается на здоровье. Тело обременяется пищей, отчего, прежде всего, страдает физическое сердце, которое несет лиш-нюю нагрузку и преждевременно изнашивается. Отсюда — ограничение себя и умеренность в пище являются для многих средством к восстановлению на-шей первоначальной добротности тела.

История Церкви свидетельствует, что преподобные достигали при умеренности в пище оздоровления и очищения своей телесной природы, которая становилась долголетней, легкой, неприхотливой, выносливой, требу-ющей очень мало пищи. Достижения в этом некоторых из подвижников при нашей испорченности кажутся нам невероятными.

Здесь следует привести и мнение преподобного Пимена Вели-кого, одного из сугубых аскетов. Он говорил, что, упо-треблял пищу однажды в три дня или четыре, или раз в неделю; но старцы как сильные испытали все это и признали полезнейшим ежедневное употребление пищи, но не досыта, и передали нам этот царский путь как удобнейший.

За основу в отношении нормы приема пищи следует положить правило святых отцов: «Есть не до сытости, ос-тавляя место Духу Святому Божию».

Святитель Игнатий Брянчанинов дает определение поста: «Пост есть постоянная умеренность в пище с благо-разумною разборчивостью в ней». Действительно, только постоянный контроль за питанием, умеренность и разборчивость в пище должны быть нашими главными советчиками.

Мученики Оптинские также могут служить для нас примером: «Всегда молчаливый и тихий, отец Василий не заботился о пище, и даже порой забывал о необходимости ее вкушать».

Святые отцы подчеркивали важность умеренности в приеме пищи во время поста. Напомню слова святого преподобного Серафима Саровского: «Пост состоит не в том только, чтобы есть редко, но в том, чтобы есть мало, и не в том, чтобы есть однажды, но в том, чтобы не есть много. Неразумен тот постник, который дожидается определен-ного часа, а в час трапезы весь предается ненасытному вкушению и телом, и умом…

Не разбирать между снедями вкусными и невкусными. Это дело, свойственное животным, в разумном человеке не достойно похвал. Отказываемся же мы от приятной пищи для того, чтобы усмирить воюющие члены плоти и дать свободу действиям духа». Истинный пост, по словам того же святого, состоит не в одном из-нурении плоти, но и в том, чтобы ту часть хлеба, которую ты сам хотел бы съесть, отдать алчущему: Блажeнu алчущие, яко тии насытятся (Мф. 5, 6). А Церковь имеет правило: не- хранящие святых постов и всего лета среды и пятницы мно-го грешат… Бог и наказания все посылает именно за то, что люди сегодня презирают ycтaвы Святой Церкви и святых отцов. А вместо этого подражают язычникам: не только среду и пяток, но и самые посты и праздники нарушают и все нарушают.

На вопрос, можно ли есть скоромное постом, если кому вредна постная пища и врачи приказывают есть ско-ромное, преподобный Серафим Саровский ответил: «Хлеб и вода никому не вредны. Как же люди по сто лет жили? Не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих. А что Церковь положила на семи Вселенских соборах, то исполняй. Горе тому, кто слово одно прибавит к сему или убавит». Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мк. 8, 36). Господь призывает нас: Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас: ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11, 28,30), - но мы сами не хотим.

«Поелику мы не постились, то изринуты из рая! Поэтому будем поститься, чтобы снова взойти в рай!», призывает святитель Василий Великий.

Священник Сергий Демин,

Наш современник, подвижник благочестия, отец Серафим Вырицкий (+ 1949) оставил такое наставление: "Как часто мы болеем из-за того, что не молимся за трапезой, не призываем Божие благословение на пищу. Раньше все делали с молитвой на устах: пахали - молились, сеяли - молились, собирали урожай - молились. Сейчас мы не ведаем, какие люди готовили то, что мы вкушаем . Ведь часто еда приготовлена с хульными словами, руганью, проклятьями. Поэтому обязательно нужно окроплять трапезу Иорданской (Крещенской) водой, - она все освящает, и можно не смущаясь вкушать то, что приготовлено.

Всё, что мы вкушаем, - это жертва любви Божией к нам, людям; через пищу вся природа и ангельский мир служат человеку. Поэтому перед трапезой нужно особенно усердно помолиться. Прежде всего мы призываем благословение Отца Небесного, читая молитву "Отче наш...". А там, где Господь, там и Божия Матерь, там и Ангелы, поэтому поем: "Богородице Дево, радуйся..." и тропарь Ангельским Силам: "Небесных воинств Архистратизи...". Недаром мы говорим: "Ангела за трапезой" - и воистину Ангелы с нами за трапезой, когда мы с молитвой и благодарением вкушаем пищу. А там, где Ангелы, там и все святые. Поэтому мы поем тропарь святителю Николаю, призывая вместе с ним благословение всех святых на нашу трапезу.

Так и молились всегда перед едой у батюшки, и он благословлял своих духовных чад неукоснительно соблюдать это молитвенное правило" [Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий (Василий Николаевич Муравьев) (1885-1949), М., 1996. - с. 43,45.]. Эти мысли еще более актуальны в наши дни, когда, с одной стороны, мы начинаем всё больше осознавать необходимость возрождения православных традиций, а с другой стороны, в обществе возросло действие демонических сил. Поэтому издаваемая до сих пор литература с рецептами блюд для православного христианина важна, но ещё более важна культура христианского приготовления пищи и благоговейного её вкушения. Для этой цели переиздается редкая ныне брошюра священника В.Шумова.

Архимандрит Макарий (Веретенников)

Молитва перед вкушением пищи

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Или:

Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволения.

На благословение пищи и пития мирянам

Господи Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех Святых Твоих, яко благословен еси во веки. Аминь. (И перекрести пищу и питие).

Молитва после вкушения пищи

Благодарим Тя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ; не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия, но яко посреде учеников Твоих пришел еси, Спасе, мир даяй им, прииди к нам и спаси нас.

Молитва на принятие просфоры и св. воды

Господи Боже мой, да будет дар Твой святый и святая Твоя вода во оставление грехов моих, в просвещение ума моего, в укрепление душевных и телесных сил моих, во здравие души и тела моего, в покорение страстей и немощей моих по безпредельному милосердию Твоему молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех Святых Твоих. Аминь.

Тайная молитва перед вкушением пищи для неумеренных в питании
(молитва для похудения)
Также молю Тебя, Господи, избави мя от пресыщения, сластолюбия и даруй мне в мире душевном с благоговением принимать щедрые дары Твои, да вкушая их, получу укрепление сил моих душевных и телесных для служения Тебе, Господи, в немногий остаток моей жизни на Земле.

После перекрестить пищу и можно обедать. Если обстоятельства таковы, что вы находитесь в обществе людей, которые не поймут ваших действий, прочитайте молитву мысленно и перекрестите взглядом.

Традиционная благодарственная фраза:
«Ангела вам за трапезу!»

***

Смущение вызывает незнание либо гостем, либо хозяином обычной для верующих формы приветствия. Входящий в дом произносит: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас». На что хозяин отвечает: «Аминь». Или гость говорит: «Мир вашему дому», а хозяин отвечает: «С миром принимаем».

***

За столом в приходской трапезной

Обычно на приходах нет такого четкого разделения столов, как в монастырях: первый стол, второй стол и т.д. Тем не менее во главе стола (то есть в торце, если один ряд столов) или за столом, поставленным перпендикулярно, сидит настоятель либо старший из священников. По правую сторону от него - следующий по старшинству священник, по левую - священник по чину. Рядом со священством сидит председатель приходского совета, члены совета, церковнослужители (псаломщик, чтец, алтарник), певчие. Почетных гостей настоятель обычно благословляет трапезничать ближе к голове стола. В целом руководствуются словами Спасителя о смирении за обедом (см.: Лк. 14, 7-11).

Порядок трапезования на приходе зачастую копирует монастырский: если это будничный стол, то учиненный чтец, стоя за аналоем, после благословения священника для назидания собравшихся громко читает житие или наставление, которое со вниманием выслушивается. Если это праздничная трапеза, где поздравляют именинников, то звучат духовные пожелания, тосты; желающим их произносить хорошо бы продумать заранее, что сказать. За столом соблюдают меру во всем: в ястии и питии, в разговорах, шутках, продолжительности застолья. Если имениннику преподносятся подарки, то это чаще всего иконы, книги, предметы церковной утвари, сладости, цветы. Виновник торжества в завершении застолья благодарит всех собравшихся, которые поют ему затем "многая лета"*. Хваля и благодаря устроителей обеда, всех тех, кто потрудился на кухне, также соблюдают меру, ибо "Царствие Божие не ястие и питие, но радость о Дусе Святе".

* "Многая лета" - слова и муз. см. ниже

иеромонах Аристарх (Лоханов)

В престольный праздник поздравляют весь приход: настоятеля, матушку, и всех служителей храма, прихожан. В теплой обстановке давно знающих друг друга людей поздравить настоятеля и прихожан можно простым слогом, начав так: «Дорогого батюшку!» (или дорогого отца настоятеля) и всех прихожан поздравляем с престольным праздником — Покровом Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии».